К стихосложению

«Перевал», № 7, 1931, Ленинград, с. 54-61

Об иноязычии в стихотворных строках

Константин Перехватский

Предлагаю поговорить сегодня о явлении, становящимся характерным для, пусть и совсем небольшого, но уже целого ряда поэтов. Как знать, может статься, мы являемся свидетелями нарождающейся тенденции, либо, наоборот – немногочисленные проявления таковые окажутся мертворождёнными плодами и уйдут к сроку в небытие. Так или иначе, считаю важным не пропустить упомянутое явление и пристальней к нему присмотреться. Самое время раскрыть интригу и объявить – речь идёт об использовании неродных для стихотворца языков в его же стихотворных строках. По причинам, которые, полагаю, станут понятными из нижеследующих рассуждений, мы оставим в стороне таковую практику, которая, пусть в исключительных, единичных случаях, но всё же, замечаема и в прозе. [14]

Пример 1 (один язык, родной)

Невнятный шрифтъ инаго вѣка, –

событья, сказка не моя,

бумага выцвѣла, рукой не грета,

и въ строчкахъ – буквъ вензеля,

еще немного и, по страсти,

узнаю я вполнѣ языкъ,

страну, созвѣздія, причастья

и въ томъ ряду – тамъ – свой же ликъ, –

глядитъ онъ, текста раздвигая

колючій, въ знакахъ, частоколъ,

то руки въ кровь донельзя раздираетъ,

то шлётъ нечитанный не мой укоръ

9.01.1914

[1]

Примеры 2-5 (несколько языков, один из которых – родной)

Every musician, in course of own life,

must necessarily face a problematic pause,

when question rises – why, warum, зачѣмъ

всё продолженье ряда нотъ «мнѣ въ звуки облекать», –

не лучше ль всё оставить тишинѣ,

позволить каждому собственноручно

звуки извлекать оттуда, какъ только слышитъ онъ одинъ,

то – лампа Алладина, – какъ лично ты её потрёшь,

она такъ отзовётся,

и тотъ на дѣлѣ музыкантъ – по волѣ, по призванію –

кто рискъ, отвѣтственность берётъ по звукоизвлеканію,

кто руки на алтарь кладётъ, кто лѣзетъ въ рачью нору,

кто медіаторомъ встаётъ предъ тёмной стороною,

она жъ – стихія, можетъ мстить, а могутъ мстить и эти –

тѣ, чей удѣлъ внимательно слѣдить

за правильностью нотныхъ междометій

26.08.1915

[2]

Still, you better go to bed, mein neuste Freund,

ты – человѣкъ,

я прежде слѣдовалъ съ камнями – паломникомъ – къ завѣтной ямѣ,

всё дальше, дальше на Востокъ, гдѣ – гробъ Господній,

свѣтъ далёкъ, его пески пускаютъ въ тучи,

и онъ, эѳиромъ тамъ летучимъ, мнѣ въ сны созвѣздія даётъ,

я камни бью о свой порогъ, осколки мелки, таютъ искры,

и въ помощь мнѣ – mein neuste Freund – плечистый

27.10.1915

[3]

Myślisz tak samo jak i ja? –

w ten sposób zbliżyliśmy się,

але, між тым, маім адказам будзе «не»,

ты согласишься – позже, не теперь, –

когда улягутся всѣ страсти и терзанія,

и лобзанія быть самоцѣлью перестанутъ,

о срокахъ не могу знать болѣе того,

что суждено до нихъ дожить обоимъ –

и въ разумѣ, и въ добромъ здравіи вполнѣ, –

myśleć tak samo jeszcze, albo nie?

7-12.04.1912

[4]

Meine große Liebe, mein trauriges Leben,

разве ж я тобой уже не проверен? –

moje smutne życie, moja wielka miłość,

почему не так всё совсем сложилось? –

ці ня варта было б мне другой дасьці долі, –

то б я выжыў, то б тады дасягнуў перамогі,

зараз жа я зусім гіну ў смутку,

дай мне волю прайсьці ўсё заноў – першапуткам,

абміну я памылкі свае першародныя,

і спакусы зруйную усе перашкодныя,

з дапамогай маёй ўзыйдуць ўсходы бясконца,

дай мне волю яшчэ ў раз нарадзіцца пад сонцам,

не паверу, што ўсё абарвецца так разам,

што ня чуюць мяне – ну хто-небудзь, хоць хто-та,

падступае зусім ужо тая дрыгота,

самотная тая – напрыканец,

так няўжо ж гэта вось – найвышэйшы вянец,

дя якога жыцьцё мае прагна бяз конца? –

не, ня чуюць мяне – а ніхто, апроч сонца

15.04.1928

[5]

Примеры 6-8 (неродной язык)

Мяне мова ўзяла у палон – бяз стрэлаў і без кінжала,

пакінуў смалісты я схрон, ня мною ўзбудаваны,

па лесе іду, не блукаю, бяз сьцежкі, лісьце – ў нагах,

вядзе мяне мова – і тая, была што хіба не мая, –

дагэтуль бяз водгуку стыглі і словы, і гукі яе –

марозныя белыя плыні у іняю – самі ў сабе,

ня ведаю гэта як сталася – адкуль і за што, і чаму –

як музыка гэта ўзялася з цемры ў маю галаву,

як выбухам ўскрыла паветра, што новым дыхнула жыцьцём,

іду, спатыкаюся, галіны – мне ў твар – да крыві, па-за-ўсё

7.08.1928

[6]

З начы ва ў ноч я дбаю помсту, яна – ня ў дні, – ня той паверх,

да усяго спагадлівае сонца мне замарудзіць злосць ва ўшчэнт,

і толькі попел ў цёплай жменцы мне мець адмерана заўжды, –

упарадкованыя кімсьці са мною гнуцца дзьве мяжы,

я – ў бок, яны, спрытней маланкі, – ўжо там, чакаюць, што – далей, –

так лязгам ўзмоцненыя танкі ў палях паўзуць, –

каб весялей ў самотных плынях зьзяцца сонцу – ў той самы час, калі яно,

наскрозь маёй напітанае помстай, гатова леч хутчэй на дно

29.09.1928

[7]

You smoke too much – as well as all the other things, –

you used to take an over dose of everything –

no matter of consequences,

we have a lot between to stay connected –

in distance, time and reminiscences –

in life of order five or dream of number twelve,

I quit, I’m overwhelmed, I’ll stay alone – on darker side, –

while you take sun in hands – for witnessing

21.09.1911

[8]

Примеры 9, 10 (несколько языков, все – неродные)

Вспуўжэчны wiatr, дзьмуеш ты спраўна,

мне штось нясеш, альбо спагадна

ты ні за чым сюды прывеціў? –

за сьмецьцем гнаўся, та і не прыкмеціў,

як апынуўся, бы бяз сіл, ў тутэйшых мейсцах,

дзевясіл – кароль карэньняў, дапаможа,

а то, даруй нам Божа, – гарэлкі штоф,

што у Анэльцы слязьмі зыходзіць, бы маленькі,

ў паліцах кінуты бяз вока пільнага,

далёка потым мы цябе справадзім,

ды справу лепшую наладзім ў мястэчцы нашым, –

чуеш? – страшна?

12.08.1928

[9]

Powiedz mi, nie trzymaj ў захове –

як дні твае бяз нас ідуць,

і найсталейшая з чыіх воля

ім выпраўляе верны пуць,

тлумач мне скрозь свае сумненьні –

з іх выберу адно на ўсіх,

powiedz mi, ты – маё натхненьне,

хоць і не маеш сілы быць

12.04.1928

[10]

Примеры 11, 12 (транслитерация на родной язык)

Фергангенхайт, фергессенвайзе,

айн дункельн бильд цум вандельрайзе гехтс,

айн штоп, нохмаль, данн – вайтервег, данн – криг, –

кричалъ какой-то человѣкъ, застигнутый одинъ, врасплохъ –

на перепутьѣ двухъ дорогъ – шаталась ночь подъ фонарями,

устойчиво лежалъ одинъ лишь камень –

валунъ – шершавъ, во мху, безъ надписей совсѣмъ,

и на боку, что ближе къ свѣту – двѣ трещины глубокіе, –

два признака далёкіе событій,

что змѣй клубкомъ передъ соитіемъ тропинкой катятся сюда,

съ вѣтвей упорно капала вода – тумана воплощеніе –

да, да-да-да-да, да-да-да-да, данн – найн,

данн – нихтс, данн – нах дем кригс

30.03.1916

[11]

Лацхук, атцель ту майя,

итцинь ту нейя, повеньи,

дацу периньи шайя,

фьоренси довеньи,

олек, тобэ, ла джорнье,

пергассьимо туси,

а де ля крук фаворние –

damit und ohne sie

17.09.1916

[12]

В этот раз я сознательно сразу свёл вместе все примеры – дабы, во-первых, плотно и концентрированно представить тему и, во-вторых, дать возможность вам, читатель, самому распознать предмет моих последующих размышлений.

Итак, приступим. Первое, что сделаем – обозначим действующие субъекты нашего рассмотрения. Их три: 1) автор, обладающий разной степенью знания используемых им языков вкрапления; 2) читатель, для которого язык автора является родным, и он знаком или незнаком с язык(ом)(ами) вкрапления; 3) читатель, для которого язык(и) вкрапления – родн(ой)(ые), и он знаком или незнаком с языком автора.

Что ещё, не следуя принятым обычно схемам, я хочу сделать, так это – сразу обозначить «первое из главного». Во всех представленных случаях поэт мало заботится о фактическом знании используемых неродных языков: как им самим – с точки зрения грамотности и точности его (языка) применения, так и читателем – с точки зрения способности того, с той или иной степенью соответствия, смыслово воспринять прочитанное.

На что же уповает наш обобщённый поэт?? Смею утверждать – на мелодику стиха. Именно её он полагает той тропой, по которой читатель сможет «правильно» пройти предлагаемое стихотворное поле. (Заметим, что сама тропинка эта проложена нашим поэтом по его собственному – не без изъянов – разумению, руководствуясь тем же самым.) Косвенным подтверждением моей «мелодической версии» полагаю исследования Форбье, который изучал восприятие европейцами, незнакомыми ни с одним из восточных языков, звучание стихов на персидском (иначе именуемом – фарси). [15]

Но не забудем же, что дело мы имеем со сферой, которая, тем не менее, в значительной степени, оперирует смыслами. И, примем очевидное, что во всех представленных случаях, смыслы эти, описанным образом, подвержены размытию – как при каждом прочтении новым (либо тем же!) лицом, так и изначально – волею автора. Следует сразу уточнить, что «размытием» здесь разумеется не общее затуманивание картинки (Verschleierung), ведущее, в разной степени, к утере смысла, а расфокусирование (Defokussierung), т.е. фокусировка на смыслы в иных плоскостях, а именно – нахождение новых смыслов. Полагаю, что таковое «нахождение» происходит даже в случае вкрапления одиночного иноязычного слова, в случае же целых фраз мы имеем флуктуацию смыслов – зыбкое поле разноплановых вибраций, – поле светлячков, вспыхивающих там и сям в кромешной ночи.

И теперь – второе главное – как же следует нам расценивать это самое «нахождение новых смыслов»? Можем ли мы полагать его намётками возможного развития стихосложения или же – самих языков, как таковых? Если принять последнее, не удастся избежать всё ещё длящейся дискуссии о роли факторов объективных и субъективных в обновлении языковых, в первую очередь – систем, а затем и – практик. Ограничусь здесь лишь кратким упоминанием о ней. [13]

Независимо от принятия той или иной из сторон в этой дискуссии, зададимся вопросом – следует ли искать какую-либо корреляцию вероятного проявления новых устойчивых языковых практик с перипетиями многогранных отношений современного мира?

[1] Локотцевъ, Павелъ. «Новая жизнь», № 4, 1914, С.-Петербургъ, с. 84

[2] Поливановъ, Николай. «Рудин», № 7, 1915, Петроградъ, с. 38

[3] Поливановъ, Николай. Там же

[4] Болеславецъ, Станиславъ. «Biblioteka Warszawska», № 11, 1912, Варшава, с. 46

[5] Соболевский, Михаил. «Плыні», № 6, 1929, Вільня, с. 56

[6] Соболевский, Михаил. Там же, с. 57

[7] Соболевский, Михаил. Там же

[8] Растробышевъ, Валерій. «Пробужденіе», № 23, 1911, С.-Петербургъ, с. 35

[9] Соболевский, Михаил. «Плыні», № 8, 1929, Вільня, с. 49

[10] Соболевский, Михаил. Там же

[11] Баранцевичъ, Иннокентій. «Пробуждение», № 21, 1916, Петроград, с. 25

[12] Баранцевичъ, Иннокентій. Там же

[13] Речь идёт об известной дискуссии между «объективистами» и «субъективистами» в языкознании. Первые, говоря о развитии языка и движущих силах этого процесса, во главу угла ставят потенциал «лингвистической системы» каждого конкретного языка – всю увязанную совокупность его грамматической, синтаксической и иных схем, с заложенной в ней (совокупности), таким образом, способностью к той или иной степени совершенствования, зависящей от сложности организации всей системы. Полагают, что именно внутренние ресурсы системы двигают весь процесс посредством саморазвития. «Субъективисты» же отдают первенство «практикам» – живым носителям языка, чьи новации и откровенные «вторжения» способны заметно продвинуть и малоперспективную изначально языковую систему.

[14] В отличие от строк стихотворных, здесь автор действует исключительно в поле смысловом. Переходя к языку чужому, даже если он сразу думает на нём, а не переводит, автор неизбежно и осознанно порождает зону флуктуации смыслов, прежде всего – для себя самого. Вряд ли здесь его будет заботить читатель. Вряд ли таковая флуктуация есть цель, скорее, это – средство, инструмент, коим автор намерен оперировать. И если мы сможем разобраться – во имя чего, наше понимание будет простираться далеко за пределы тем этой статьи.

[15] Большинство (до 87.8%) испытуемых в опытах Форбье отказывались менять своё впечатление от звучания стихов на незнакомом языке, после того, как им донесли смысл услышанного.

Игорь Савченко

Минск, май 2022-март 2023