К стихосложению
«Перевал», № 7, 1931, Ленинград, с. 54-61
Об иноязычии в стихотворных строках
Константин Перехватский
Предлагаю поговорить сегодня о явлении, становящимся характерным для, пусть и совсем небольшого, но уже целого ряда поэтов. Как знать, может статься, мы являемся свидетелями нарождающейся тенденции, либо, наоборот – немногочисленные проявления таковые окажутся мертворождёнными плодами и уйдут к сроку в небытие. Так или иначе, считаю важным не пропустить упомянутое явление и пристальней к нему присмотреться. Самое время раскрыть интригу и объявить – речь идёт об использовании неродных для стихотворца языков в его же стихотворных строках. По причинам, которые, полагаю, станут понятными из нижеследующих рассуждений, мы оставим в стороне таковую практику, которая, пусть в исключительных, единичных случаях, но всё же, замечаема и в прозе. [14]
Пример 1 (один язык, родной)
Невнятный шрифтъ инаго вѣка, –
событья, сказка не моя,
бумага выцвѣла, рукой не грета,
и въ строчкахъ – буквъ вензеля,
еще немного и, по страсти,
узнаю я вполнѣ языкъ,
страну, созвѣздія, причастья
и въ томъ ряду – тамъ – свой же ликъ, –
глядитъ онъ, текста раздвигая
колючій, въ знакахъ, частоколъ,
то руки въ кровь донельзя раздираетъ,
то шлётъ нечитанный не мой укоръ
9.01.1914
[1]
Примеры 2-5 (несколько языков, один из которых – родной)
Every musician, in course of own life,
must necessarily face a problematic pause,
when question rises – why, warum, зачѣмъ
всё продолженье ряда нотъ «мнѣ въ звуки облекать», –
не лучше ль всё оставить тишинѣ,
позволить каждому собственноручно
звуки извлекать оттуда, какъ только слышитъ онъ одинъ,
то – лампа Алладина, – какъ лично ты её потрёшь,
она такъ отзовётся,
и тотъ на дѣлѣ музыкантъ – по волѣ, по призванію –
кто рискъ, отвѣтственность берётъ по звукоизвлеканію,
кто руки на алтарь кладётъ, кто лѣзетъ въ рачью нору,
кто медіаторомъ встаётъ предъ тёмной стороною,
она жъ – стихія, можетъ мстить, а могутъ мстить и эти –
тѣ, чей удѣлъ внимательно слѣдить
за правильностью нотныхъ междометій
26.08.1915
[2]
Still, you better go to bed, mein neuste Freund,
ты – человѣкъ,
я прежде слѣдовалъ съ камнями – паломникомъ – къ завѣтной ямѣ,
всё дальше, дальше на Востокъ, гдѣ – гробъ Господній,
свѣтъ далёкъ, его пески пускаютъ въ тучи,
и онъ, эѳиромъ тамъ летучимъ, мнѣ въ сны созвѣздія даётъ,
я камни бью о свой порогъ, осколки мелки, таютъ искры,
и въ помощь мнѣ – mein neuste Freund – плечистый
27.10.1915
[3]
Myślisz tak samo jak i ja? –
w ten sposób zbliżyliśmy się,
але, між тым, маім адказам будзе «не»,
ты согласишься – позже, не теперь, –
когда улягутся всѣ страсти и терзанія,
и лобзанія быть самоцѣлью перестанутъ,
о срокахъ не могу знать болѣе того,
что суждено до нихъ дожить обоимъ –
и въ разумѣ, и въ добромъ здравіи вполнѣ, –
myśleć tak samo jeszcze, albo nie?
7-12.04.1912
[4]
Meine große Liebe, mein trauriges Leben,
разве ж я тобой уже не проверен? –
moje smutne życie, moja wielka miłość,
почему не так всё совсем сложилось? –
ці ня варта было б мне другой дасьці долі, –
то б я выжыў, то б тады дасягнуў перамогі,
зараз жа я зусім гіну ў смутку,
дай мне волю прайсьці ўсё заноў – першапуткам,
абміну я памылкі свае першародныя,
і спакусы зруйную усе перашкодныя,
з дапамогай маёй ўзыйдуць ўсходы бясконца,
дай мне волю яшчэ ў раз нарадзіцца пад сонцам,
не паверу, што ўсё абарвецца так разам,
што ня чуюць мяне – ну хто-небудзь, хоць хто-та,
падступае зусім ужо тая дрыгота,
самотная тая – напрыканец,
так няўжо ж гэта вось – найвышэйшы вянец,
дя якога жыцьцё мае прагна бяз конца? –
не, ня чуюць мяне – а ніхто, апроч сонца
15.04.1928
[5]
Примеры 6-8 (неродной язык)
Мяне мова ўзяла у палон – бяз стрэлаў і без кінжала,
пакінуў смалісты я схрон, ня мною ўзбудаваны,
па лесе іду, не блукаю, бяз сьцежкі, лісьце – ў нагах,
вядзе мяне мова – і тая, была што хіба не мая, –
дагэтуль бяз водгуку стыглі і словы, і гукі яе –
марозныя белыя плыні у іняю – самі ў сабе,
ня ведаю гэта як сталася – адкуль і за што, і чаму –
як музыка гэта ўзялася з цемры ў маю галаву,
як выбухам ўскрыла паветра, што новым дыхнула жыцьцём,
іду, спатыкаюся, галіны – мне ў твар – да крыві, па-за-ўсё
7.08.1928
[6]
З начы ва ў ноч я дбаю помсту, яна – ня ў дні, – ня той паверх,
да усяго спагадлівае сонца мне замарудзіць злосць ва ўшчэнт,
і толькі попел ў цёплай жменцы мне мець адмерана заўжды, –
упарадкованыя кімсьці са мною гнуцца дзьве мяжы,
я – ў бок, яны, спрытней маланкі, – ўжо там, чакаюць, што – далей, –
так лязгам ўзмоцненыя танкі ў палях паўзуць, –
каб весялей ў самотных плынях зьзяцца сонцу – ў той самы час, калі яно,
наскрозь маёй напітанае помстай, гатова леч хутчэй на дно
29.09.1928
[7]
You smoke too much – as well as all the other things, –
you used to take an over dose of everything –
no matter of consequences,
we have a lot between to stay connected –
in distance, time and reminiscences –
in life of order five or dream of number twelve,
I quit, I’m overwhelmed, I’ll stay alone – on darker side, –
while you take sun in hands – for witnessing
21.09.1911
[8]
Примеры 9, 10 (несколько языков, все – неродные)
Вспуўжэчны wiatr, дзьмуеш ты спраўна,
мне штось нясеш, альбо спагадна
ты ні за чым сюды прывеціў? –
за сьмецьцем гнаўся, та і не прыкмеціў,
як апынуўся, бы бяз сіл, ў тутэйшых мейсцах,
дзевясіл – кароль карэньняў, дапаможа,
а то, даруй нам Божа, – гарэлкі штоф,
што у Анэльцы слязьмі зыходзіць, бы маленькі,
ў паліцах кінуты бяз вока пільнага,
далёка потым мы цябе справадзім,
ды справу лепшую наладзім ў мястэчцы нашым, –
чуеш? – страшна?
12.08.1928
[9]
Powiedz mi, nie trzymaj ў захове –
як дні твае бяз нас ідуць,
і найсталейшая з чыіх воля
ім выпраўляе верны пуць,
тлумач мне скрозь свае сумненьні –
з іх выберу адно на ўсіх,
powiedz mi, ты – маё натхненьне,
хоць і не маеш сілы быць
12.04.1928
[10]
Примеры 11, 12 (транслитерация на родной язык)
Фергангенхайт, фергессенвайзе,
айн дункельн бильд цум вандельрайзе гехтс,
айн штоп, нохмаль, данн – вайтервег, данн – криг, –
кричалъ какой-то человѣкъ, застигнутый одинъ, врасплохъ –
на перепутьѣ двухъ дорогъ – шаталась ночь подъ фонарями,
устойчиво лежалъ одинъ лишь камень –
валунъ – шершавъ, во мху, безъ надписей совсѣмъ,
и на боку, что ближе къ свѣту – двѣ трещины глубокіе, –
два признака далёкіе событій,
что змѣй клубкомъ передъ соитіемъ тропинкой катятся сюда,
съ вѣтвей упорно капала вода – тумана воплощеніе –
да, да-да-да-да, да-да-да-да, данн – найн,
данн – нихтс, данн – нах дем кригс
30.03.1916
[11]
Лацхук, атцель ту майя,
итцинь ту нейя, повеньи,
дацу периньи шайя,
фьоренси довеньи,
олек, тобэ, ла джорнье,
пергассьимо туси,
а де ля крук фаворние –
damit und ohne sie
17.09.1916
[12]
В этот раз я сознательно сразу свёл вместе все примеры – дабы, во-первых, плотно и концентрированно представить тему и, во-вторых, дать возможность вам, читатель, самому распознать предмет моих последующих размышлений.
Итак, приступим. Первое, что сделаем – обозначим действующие субъекты нашего рассмотрения. Их три: 1) автор, обладающий разной степенью знания используемых им языков вкрапления; 2) читатель, для которого язык автора является родным, и он знаком или незнаком с язык(ом)(ами) вкрапления; 3) читатель, для которого язык(и) вкрапления – родн(ой)(ые), и он знаком или незнаком с языком автора.
Что ещё, не следуя принятым обычно схемам, я хочу сделать, так это – сразу обозначить «первое из главного». Во всех представленных случаях поэт мало заботится о фактическом знании используемых неродных языков: как им самим – с точки зрения грамотности и точности его (языка) применения, так и читателем – с точки зрения способности того, с той или иной степенью соответствия, смыслово воспринять прочитанное.
На что же уповает наш обобщённый поэт?? Смею утверждать – на мелодику стиха. Именно её он полагает той тропой, по которой читатель сможет «правильно» пройти предлагаемое стихотворное поле. (Заметим, что сама тропинка эта проложена нашим поэтом по его собственному – не без изъянов – разумению, руководствуясь тем же самым.) Косвенным подтверждением моей «мелодической версии» полагаю исследования Форбье, который изучал восприятие европейцами, незнакомыми ни с одним из восточных языков, звучание стихов на персидском (иначе именуемом – фарси). [15]
Но не забудем же, что дело мы имеем со сферой, которая, тем не менее, в значительной степени, оперирует смыслами. И, примем очевидное, что во всех представленных случаях, смыслы эти, описанным образом, подвержены размытию – как при каждом прочтении новым (либо тем же!) лицом, так и изначально – волею автора. Следует сразу уточнить, что «размытием» здесь разумеется не общее затуманивание картинки (Verschleierung), ведущее, в разной степени, к утере смысла, а расфокусирование (Defokussierung), т.е. фокусировка на смыслы в иных плоскостях, а именно – нахождение новых смыслов. Полагаю, что таковое «нахождение» происходит даже в случае вкрапления одиночного иноязычного слова, в случае же целых фраз мы имеем флуктуацию смыслов – зыбкое поле разноплановых вибраций, – поле светлячков, вспыхивающих там и сям в кромешной ночи.
И теперь – второе главное – как же следует нам расценивать это самое «нахождение новых смыслов»? Можем ли мы полагать его намётками возможного развития стихосложения или же – самих языков, как таковых? Если принять последнее, не удастся избежать всё ещё длящейся дискуссии о роли факторов объективных и субъективных в обновлении языковых, в первую очередь – систем, а затем и – практик. Ограничусь здесь лишь кратким упоминанием о ней. [13]
Независимо от принятия той или иной из сторон в этой дискуссии, зададимся вопросом – следует ли искать какую-либо корреляцию вероятного проявления новых устойчивых языковых практик с перипетиями многогранных отношений современного мира?
[1] Локотцевъ, Павелъ. «Новая жизнь», № 4, 1914, С.-Петербургъ, с. 84
[2] Поливановъ, Николай. «Рудин», № 7, 1915, Петроградъ, с. 38
[3] Поливановъ, Николай. Там же
[4] Болеславецъ, Станиславъ. «Biblioteka Warszawska», № 11, 1912, Варшава, с. 46
[5] Соболевский, Михаил. «Плыні», № 6, 1929, Вільня, с. 56
[6] Соболевский, Михаил. Там же, с. 57
[7] Соболевский, Михаил. Там же
[8] Растробышевъ, Валерій. «Пробужденіе», № 23, 1911, С.-Петербургъ, с. 35
[9] Соболевский, Михаил. «Плыні», № 8, 1929, Вільня, с. 49
[10] Соболевский, Михаил. Там же
[11] Баранцевичъ, Иннокентій. «Пробуждение», № 21, 1916, Петроград, с. 25
[12] Баранцевичъ, Иннокентій. Там же
[13] Речь идёт об известной дискуссии между «объективистами» и «субъективистами» в языкознании. Первые, говоря о развитии языка и движущих силах этого процесса, во главу угла ставят потенциал «лингвистической системы» каждого конкретного языка – всю увязанную совокупность его грамматической, синтаксической и иных схем, с заложенной в ней (совокупности), таким образом, способностью к той или иной степени совершенствования, зависящей от сложности организации всей системы. Полагают, что именно внутренние ресурсы системы двигают весь процесс посредством саморазвития. «Субъективисты» же отдают первенство «практикам» – живым носителям языка, чьи новации и откровенные «вторжения» способны заметно продвинуть и малоперспективную изначально языковую систему.
[14] В отличие от строк стихотворных, здесь автор действует исключительно в поле смысловом. Переходя к языку чужому, даже если он сразу думает на нём, а не переводит, автор неизбежно и осознанно порождает зону флуктуации смыслов, прежде всего – для себя самого. Вряд ли здесь его будет заботить читатель. Вряд ли таковая флуктуация есть цель, скорее, это – средство, инструмент, коим автор намерен оперировать. И если мы сможем разобраться – во имя чего, наше понимание будет простираться далеко за пределы тем этой статьи.
[15] Большинство (до 87.8%) испытуемых в опытах Форбье отказывались менять своё впечатление от звучания стихов на незнакомом языке, после того, как им донесли смысл услышанного.
Игорь Савченко
Минск, май 2022-март 2023